Мелиса снялась в 12 году в сериале, инфа по нему почему-то только сейчас всплыла. Про что сериал - хз, ибо на басурманском, но ясно что про социальную несправедливость и суровую женскую долю, это как раз для неё. Называется "Subat" то бишь "Февраль", так же зовут главного героя. Фотки:
... фракталы — не просто сложные фигуры, сгенерированные компьютерами. Все, что кажется случайным и неправильным может быть фракталом. Теоретически, можно сказать, что все что существует в реальном мире является фракталом, будь то облако или маленькая молекула кислорода. Источник
Фрактал - термин, означающий геометрическую фигуру, обладающую свойством самоподобия, то есть составленную из нескольких частей, каждая из которых подобна всей фигуре целиком. Фракталы можно увидеть в морозном узоре на окне, листе папоротника, разветвлении кровеносной системы. Один из примеров в 3D На одной из страниц этого дневника я как-то уже постил фрактальный узор, сделанный мной в ФШ. читать, смотреть картинки дальше Он, конечно, не идёт ни в какое сравнение с работами К. Хокусая, который не будучи знаком ни с "Фрактальной геометрией природы" Мандельброта, ни с фотошопом, в силу того, что творил в 17-18 веках, интуитивно чувствовал свои пейзажи как гармонию самоподобных объектов. Венцы деревьев напоминают границы фрактальных узоров, не говоря уже про повторяющийся рисунок волновых гребней. Мауриц Эшер (1898- 1972) - один из самых известных художников, писавших фрактальные картины без всякого компьютера: Сегодня выполненные на компьютере фрактальные узоры выглядят так: Или так: Я нашёл в сети генератор фракталов, где любой желающий может поиграться изобразить такое (ничего так получилось, по-моему):
Иногда мне хочется завести кота, но логика категорически отказывается принимать моё желание всерьёз. Во-первых, кот - это неугасимый источник ночного шума, и воспитательные меры в виде лекций о вреде асоциального образа жизни, временная изоляция или даже битие не смогут загасить в нём инстинктов, которые до меня миллион лет закладывала природа. Во-вторых, кот, пардон, писает и даже временами срёт, совершая сей ритуал географически рандомно, причём некоторые независимые особы делают это в отместку за ограничения их прав и свобод, выражая таким образом протест против притеснений, подобно турецким курдам. В третьих, кот грызёт провода, полагаю, это делают лишь те, кого влечёт экстрим или обуревают суицидальные мысли, хотя чего им беспокоиться с багажом в девять жизней? В четвёртых, кот обожает жрать бумагу, и в силу неграмотности не осознаёт разницы между жёлтой газетёнкой и ограниченным изданием, к примеру, китайско-русского словаря стоимостью в несколько тысяч (был у меня такой, пострадал от кота). Вероятно, кот считает, что симпатичная внешность даёт ему право на определённый нигилизм в отношении интеллектуальных ценностей. В пятых, у кота есть одно отверстие, которое он использует для тонкой психической атаки, предотвратить которую может только своевременная поставка туда продовольствия, впрочем, у моих детей это отверстие тоже есть, но в отличие от кота, они сами могут нарезать себе колбасы. И вот я думаю, перекрывает ли все вышеперечисленные недостатки возможность временами потискать пушистый коврик и послушать успокаивающее мурлыканье?
Флешмоб от Magrat Garlick Игорь Олейников Ну, поскольку я фиграйтер, то не могу без сказок.
Император и соловей.
В Китае, как ты знаешь, и сам император и все его подданные - китайцы. читать дальшеДело было давно, но потому-то и стоит о нем послушать, пока оно не забудется совсем! В целом мире не нашлось бы дворца лучше императорского; он весь был из драгоценного фарфора, зато такой хрупкий, что страшно было до него дотронуться. В саду росли чудеснейшие цветы; к самым лучшим из них были привязаны серебряные колокольчики; звон их должен был обращать на цветы внимание каждого прохожего. Вот как тонко было придумано! Сад тянулся далеко-далеко, так далеко, что и сам садовник не знал, где он кончается. Из сада можно было попасть прямо в густой лес; в чаще его таились глубокие озера, и доходил он до самого синего моря. Корабли проплывали под нависшими над водой вершинами деревьев, и в ветвях их жил соловей, который пел так чудесно, что его заслушивался, забывая о своем неводе, даже бедный, удрученный заботами рыбак. "Господи, как хорошо!" - вырывалось наконец у рыбака, но потом бедняк опять принимался за свое дело и забывал о соловье, на следующую ночь снова заслушивался его и снова повторял то же самое: "Господи, как хорошо!" Со всех концов света стекались в столицу императора путешественники; все они дивились на великолепный дворец и на сад, но, услышав соловья, говорили: "Вот это лучше всего!"
Возвращаясь домой, путешественники рассказывали обо всем виденном; ученые описывали столицу, дворец и сад императора, но не забывали упомянуть и о соловье и даже ставили его выше всего; поэты слагали в честь крылатого певца, жившего в лесу, на берегу синего моря, чудеснейшие стихи. Книги расходились по всему свету, и вот некоторые из них дошли и до самого императора. Он восседал в своем золотом кресле, читал-читал и поминутно кивал головой - ему очень приятно было читать похвалы своей столице, дворцу и саду. "Но соловей лучше всего!" - стояло в книге.
- Что такое? - удивился император. - Соловей? А я ведь и не знаю его! Как? В моем государстве и даже в моем собственном саду живет такая удивительная птица, а я ни разу и не слыхал о ней! Пришлось вычитать о ней из книг!
И он позвал к себе первого из своих приближенных; а тот напускал на себя такую важность, что, если кто-нибудь из людей попроще осмеливался заговорить с ним или спросить его о чем-нибудь, отвечал только: "Пф!" - а это ведь ровно ничего не означает.
- Оказывается, у нас здесь есть замечательная птица, по имени соловей. Ее считают главной достопримечательностью моего великого государства! - сказал император. - Почему же мне ни разу не доложили о ней? - Я даже и не слыхал о ней! - отвечал первый приближенный. - Она никогда не была представлена ко двору!
- Я желаю, чтобы она была здесь и пела предо мною сегодня же вечером! - сказал император. - Весь свет знает, что у меня есть, а сам я не знаю!
- И не слыхивал о такой птице! - повторил первый приближенный. - Но я разыщу ее!
Легко сказать! А где ее разыщешь? Первый приближенный императора бегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но никто из встречных, к кому он ни обращался с расспросами, и не слыхивал о соловье. Первый приближенный вернулся к императору и доложил, что соловья-де, верно, выдумали книжные сочинители. - Ваше величество не должны верить всему, что пишут в книгах: все это одни выдумки, так сказать черная магия!..
Но ведь эта книга прислана мне самим могущественным императором Японии, и в ней не может быть неправды! Я хочу слышать соловья! Он должен быть здесь сегодня же вечером! Я объявляю ему мое высочайшее благоволение! Если же его не будет здесь в назначенное время, я прикажу после ужина всех придворных бить палками по животу!
- Тзинг-пе! - сказал первый приближенный и опять забегал вверх и вниз по лестницам, по коридорам и залам; с ним бегала и добрая половина придворных, - никому не хотелось отведать палок. У всех на языке был один вопрос: что это за соловей, которого знает весь свет, а при дворе ни одна душа не знает.
Наконец на кухне нашли одну бедную девочку, которая сказала:
- Господи! Как не знать соловья! Вот уж поет-то! Мне позволено относить по вечерам моей бедной больной матушке остатки от обеда. Живет матушка у самого моря, и вот, когда я иду назад и сяду отдохнуть в лесу, я каждый раз слышу пение соловья! Слезы так и потекут у меня из глаз, а на душе станет так радостно, словно матушка целует меня!..
- Кухарочка! - сказал первый приближенный императора. - Я определю тебя на штатную должность при кухне и выхлопочу тебе позволение посмотреть, как кушает император, если ты сведешь нас к соловью! Он приглашен сегодня вечером ко двору!
И вот все отправились в лес, где обыкновенно распевал соловей; отправилась туда чуть не половина всех придворных. Шли, шли, вдруг замычала корова.
- О! - сказали молодые придворные. - Вот он! Какая, однако, сила! И это у такого маленького созданьица! Но мы положительно слышали его раньше!
- Это мычит корова! - сказала девочка. - Нам еще далеко до места. В пруду заквакали лягушки.
- Чудесно! - сказал придворный бонза. - Теперь я слышу! Точь-в-точь наши колокольчики в молельне!
- Нет, это лягушки! - сказала опять девочка. - Но теперь, я думаю, скоро услышим и его! И вот запел соловей.
- Вот это соловей! - сказала девочка. - Слушайте, слушайте! А вот и он сам! - И она указала пальцем на маленькую серенькую птичку, сидевшую в ветвях.
- Неужели! - сказал первый приближенный императора. - Никак не воображал себе его таким! Самая простая наружность! Верно, он потерял все свои краски при виде стольких знатных особ!
- Соловушка! - громко закричала девочка. - Наш милостивый император желает послушать тебя!
- Очень рад! - ответил соловей и запел так, что просто чудо.
- Словно стеклянные колокольчики звенят! - сказал первый приближенный.
- Глядите, как трепещет это маленькое горлышко! Удивительно, что мы ни разу не слыхали его раньше! Он будет иметь огромный успех при дворе!
- Спеть ли мне императору еще? - спросил соловей. Он думал, что тут был и сам император.
- Несравненный соловушка! - сказал первый приближенный императора. - На меня возложено приятное поручение пригласить вас на имеющий быть сегодня вечером придворный праздник. Не сомневаюсь, что вы очаруете его величество своим дивным пением!
- Пение мое гораздо лучше слушать в зеленом лесу! - сказал соловей, но, узнав, что император пригласил его во дворец, охотно согласился туда отправиться.
При дворе шли приготовления к празднику. В фарфоровых стенах и в полу сияли отражения бесчисленных золотых фонариков; в коридорах рядами были расставлены чудеснейшие цветы с колокольчиками, которые от всей этой беготни, стукотни и сквозняка звенели так, что не слышно было человеческого голоса. Посреди огромной залы, где сидел император, возвышался золотой шест для соловья. Все придворные были в полном сборе; позволили стоять в дверях и кухарочке, - теперь ведь она получила звание придворной поварихи. Все были разодеты в пух и прах и глаз не сводили с маленькой серенькой птички, которой император милостиво кивнул головой. И соловей запел так дивно, что у императора выступили на глазах слезы и покатились по щекам. Тогда соловей залился еще громче, еще слаще; пение его так и хватало за сердце. Император был очень доволен и сказал, что жалует соловью свою золотую туфлю на шею. Но соловей поблагодарил и отказался, говоря, что довольно награжден и без того.
- Я видел на глазах императора слезы - какой еще награды желать мне! В слезах императора дивная сила! Видит бог - я награжден с избытком! И опять зазвучал его чудный, сладкий голос.
- Вот самое очаровательное кокетство! - сказали придворные дамы и стали набирать в рот воды, чтобы она булькала у них в горле, когда они будут с кем-нибудь разговаривать. Этим они думали походить на соловья. Даже слуги и служанки объявили, что очень довольны, а это ведь много значит: известно, что труднее всего угодить этим особам. Да, соловей положительно имел успех. Его оставили при дворе, отвели ему особую комнатку, разрешили гулять на свободе два раза в день и раз ночью и приставили к нему двенадцать слуг; каждый держал его за привязанную к его лапке шелковую ленточку. Большое удовольствие было от такой прогулки!
Весь город заговорил об удивительной птице, и если встречались на улице двое знакомых, один сейчас же говорил: "соло", а другой подхватывал: "вей", после чего оба вздыхали, сразу поняв друг друга. Одиннадцать сыновей мелочных лавочников получили имена в честь соловья, но ни у одного из них не было и признака голоса. Раз императору доставили большой пакет с надписью: "Соловей".
- Ну, вот еще новая книга о нашей знаменитой птице! - сказал император.
Но то была не книга, а затейливая штучка: в ящике лежал искусственный соловей, похожий на настоящего, но весь осыпанный бриллиантами, рубинами и сапфирами. Стоило завести птицу - и она начинала петь одну из мелодий настоящего соловья и поводить хвостиком, который отливал золотом и серебром. На шейке у птицы была ленточка с надписью: "Соловей императора японского жалок в сравнении с соловьем императора китайского".
- Какая прелесть! - сказали все придворные, и явившегося с птицей посланца императора японского сейчас же утвердили в звании "чрезвычайного императорского поставщика соловьев".
- Теперь пусть-ка споют вместе, вот будет дуэт!
Но дело не пошло на лад: настоящий соловей пел по-своему, а искусственный - как заведенная шарманка.
- Это не его вина! - сказал придворный капельмейстер. - Он безукоризненно держит такт и поет совсем по моей методе. Искусственного соловья заставили петь одного. Он имел такой же успех, как настоящий, но был куда красивее, весь так и блестел драгоценностями!
Тридцать три раза пропел он одно и то же и не устал. Окружающие охотно послушали бы его еще раз, да император нашел, что надо заставить спеть и живого соловья. Но куда же он девался? Никто и не заметил, как он вылетел в открытое окно и унесся в свой зеленый лес.
- Что же это, однако, такое! - огорчился император, а придворные назвали соловья неблагодарной тварью.
- Лучшая-то птица у нас все-таки осталась! - сказали они, и искусственному соловью пришлось петь то же самое в тридцать четвертый раз.
Никто, однако, не успел еще выучить мелодии наизусть, такая она была трудная. Капельмейстер расхваливал искусственную птицу и уверял, что она даже выше настоящей не только платьем и бриллиантами, но и по внутренним своим достоинствам.
- Что касается живого соловья, высокий повелитель мой и вы, милостивые господа, то никогда ведь нельзя знать заранее, что именно споет он, у искусственного же все известно наперед! Можно даже отдать себе полный отчет в его искусстве, можно разобрать его и показать все его внутреннее устройство - плод человеческого ума, расположение и действие валиков, все, все!
- Я как раз того же мнения! - сказал каждый из присутствовавших, и капельмейстер получил разрешение показать птицу в следующее же воскресенье народу.
- Надо и народу послушать ее! - сказал император.
Народ послушал и был очень доволен, как будто вдосталь напился чаю, - это ведь совершенно по-китайски. От восторга все в один голос восклицали: "О!", поднимали вверх указательные пальцы и кивали головами. Но бедные рыбаки, слышавшие настоящего соловья, говорили:
- Недурно и даже похоже, но все-таки не то! Чего-то недостает в его пении, а чего - мы и сами не знаем!
Живого соловья объявили изгнанным из пределов государства. Искусственная птица заняла место на шелковой подушке возле императорской постели. Кругом нее были разложены все пожалованные ей драгоценности. Величали же ее теперь "императорского ночного столика первым певцом с левой стороны", - император считал более важною именно ту сторону, на которой находится сердце, а сердце находится слева даже у императора. Капельмейстер написал об искусственном соловье двадцать пять томов, ученых-преученых и полных самых мудреных китайских слов.
Придворные, однако, говорили, что читали и поняли все, иначе ведь их прозвали бы дураками и отколотили палками по животу.Так прошел целый год; император, весь двор и даже весь народ знали наизусть каждую нотку искусственного соловья, но потому-то пение его им так и нравилось: они сами могли теперь подпевать птице. Уличные мальчишки пели: "Ци-ци-ци! Клюк-клюк-клюк!" Сам император напевал то же самое. Ну что за прелесть! Но раз вечером искусственная птица только что распелась перед императором, лежавшим в постели, как вдруг внутри ее зашипело, зажужжало, колеса завертелись, и музыка смолкла.
Император вскочил и послал за придворным медиком, но что же мог тот поделать! Призвали часовщика, и этот после долгих разговоров и осмотров кое-как исправил птицу, но сказал, что с ней надо обходиться крайне бережно: зубчики поистерлись, а поставить новые так, чтобы музыка шла по-прежнему, верно, было нельзя. Вот так горе! Только раз в год позволили заводить птицу.
И это было очень грустно, но капельмейстер произнес краткую, зато полную мудреных слов речь, в которой доказывал, что птица ничуть не сделалась хуже. Ну, значит, так оно и было.
Прошло еще пять лет, и страну постигло большое горе: все так любили императора, а он, как говорили, был при смерти. Провозгласили уже нового императора, но народ толпился на улице и спрашивал первого приближенного императора о здоровье своего старого повелителя.
- Пф! - отвечал приближенный и покачивал головой.
Бледный, похолодевший лежал император на своем великолепном ложе; все придворные считали его умершим, и каждый спешил поклониться новому императору. Слуги бегали взад и вперед, перебрасываясь новостями, а служанки проводили приятные часы в болтовне за чашкой чая. По всем залам и коридорам были разостланы ковры, чтобы не слышно было шума шагов, и во дворце стояла мертвая тишина. Но император еще не умер, хотя и лежал на своем великолепном ложе, под бархатным балдахином с золотыми кистями, совсем недвижный и мертвенно- бледный.
Сквозь раскрытое окно глядел на императора и искусственного соловья ясный месяц. Бедный император почти не мог вздохнуть, и ему казалось, что кто-то сидит у него на груди. Он приоткрыл глаза и увидел, что на груди у него сидела Смерть. Она надела на себя корону императора, забрала в одну руку его золотую саблю, а в другую - богатое знамя. Из складок бархатного балдахина выглядывали какие-то странные лица: одни гадкие и мерзкие, другие добрые и милые. То были злые и добрые дела императора, смотревшие на него, в то время как Смерть сидела у него на груди.
- Помнишь это? - шептали они по очереди. - Помнишь это? - и рассказывали ему так много, что на лбу у него выступал холодный пот.
- Я и не знал об этом! - говорил император. - Музыку сюда, музыку! Большие китайские барабаны! Я не хочу слышать их речей!
Но они все продолжали, а Смерть, как китаец, кивала на их речи головой.
- Музыку сюда, музыку! - кричал император. - Пой хоть ты, милая, славная золотая птичка! Я одарил тебя золотом и драгоценностями, я повесил тебе на шею свою золотую туфлю, пой же, пой!
Но птица молчала - некому было завести ее, а иначе она петь не могла. Смерть продолжала смотреть на императора своими большими пустыми глазницами. В комнате было тихо-тихо.
Вдруг за окном раздалось чудное пение. То прилетел, узнав о болезни императора, утешить и ободрить его живой соловей. Он пел, и призраки все бледнели, кровь приливала к сердцу императора все быстрее; сама Смерть заслушалась соловья и все повторяла: "Пой, пой еще, соловушка!"
Сексуальность долгое время (вплоть до XII века) ассоциировалась у наших предков с праздником, смехом, песнопениями и неким музыкальным сопровождением. Так, один из такого рода праздников древних славян — в честь бога женитвы Лада — позднее стал днем Ивана Купалы. Трудно даже вообразить сексуальное раздолье в честь бога Лада, если вспомнить, что о куда более пристойном празднике Ивана Купала в XVII веке православные монахи писали: «Тут же есть мужам и отрокам великое падение на женское и девичье шатание. Тако же и женам мужатым беззаконное осквернение тут же». читать дальшеПонятие блудницы возникло примерно в VII веке и означало лишь то, что девушка ищет мужа (блуждает). В конце VIII века, когда волхвов подрядили на трудную роль дефлораторов — в «девичьей бане» за день до замужества они лишали девственности тех невест, которые по каким-то причинам не лишились ее ранее, — понятие «блудница» изменилось. Им стали называть всех дам, лишившихся девственности. С XII по XVII век блудницами считали незамужних девиц, вступавших в интимную связь, и вдов, принимавших у себя мужчин. Лишь в XVIII веке, благодаря титаническим усилиям церкви, слово блудница стало ругательным. Но не оскорбительным, чего очень бы хотела церковь. Соответственно, в языке и в юридической практике степень греховности подразделяли. Блуд — это связь с незамужней женщиной, прелюбодейство — с замужней. Проституток называли срамными девками. «Фирменным» же знаком древнеславянских интимных отношений было отсутствие традиций скотоложства и гомосексуализма, а также категорическое нежелание мужчин выносить свои победы над дамами на всеобщее обсуждение. Бахвальство же успехами у дам практиковали и древнеиндийские герои, и западноевропейские рыцари. Основателем борьбы «за моральные устои» на Руси следует, вероятно, считать… княгиню Ольгу. В 953 году она издала первый известный нам указ (1050-летие, между прочим, можем отметить) на сексуально-свадебную тему — о денежной или вещевой компенсации за бездевственность. Однако волхвам запретил заниматься дефлорацией лишь князь Святослав в 967 году, провозгласив, что отныне лишение девственности — прямая обязанность мужа и его достоинство. Святослав попытался запретить и танцы «в непотребное время», то есть в дни, когда всерусских праздников не отмечалось. Дело в том, что танцы у многих народов мира, в том числе и у славян, считались забавой эротической — во время прыжков и подскоков оголялись интимные места, в обычное время прикрытые юбкой, хламидой (накидкой) или кофтой. Но это было явным перебором сексуальных реформаторов — народ начал бунтовать. Пришлось указ отменить. Главную же лепту в обуздание «сатанинских страстей» на Руси внесла православная церковь, начавшая реально утверждаться на Руси в XII веке. Как класс, были ликвидированы волхвы. Акушерок-знахарок объявили «бабами богомерзкими», подлежащими полному изничтожению. Даже защита от зачатия путем приема трав считалась «убивством тяжким». Татаро-монгольское иго не помешало православию начать борьбу с такими видами мылен (бань), как девичья (за день до свадьбы) и брачная (совместная баня супругов сразу после бракосочетания). Их подменили обязательным раздельным омовением супругов после «греха соития». Секс даже между супругами стали считать греховным, исключение составляло только соитие ради зачатия. Церковь запрещала женщинам «возводить брови и краситися, дабы не прельстити человекы во погыбель сласти телесныя». Многочисленные посты и постные дни (среда и пятница) оставляли супругам зазор лишь в 50 сексуальных дней в году. Причем в каждый из тех дней, хотя бы и свадебный (!) — не более одного акта. Ввели запрет на позицию «стоя» — забеременеть в ней трудно, а значит она «не чадородия для, а токмо слабости ради», то есть во имя удовольствия. Тех, кто совершал половые акты в воде объявляли колдунами и ведьмами. Нормы христианства предписывали женщине во время соития лишь одну позицию — лицом к лицу, неподвижно лежа снизу. Возбранялись поцелуи тела. «Доброй женой» считалась асексуальная супруга, испытывающая отвращение к половой жизни. Жестоко карались и молодожены, которые во время свадебного пиршества использовали старославянский обряд, — брались за куриные лапки и разрывали курицу пополам. Олицетворявший лишение девственности обычай был признан «бесовским действом». Во время исповеди каждый должен был отчитаться об интимных делах своих. Попам предписывалось задать мирянам массу вопросов на эту тему, в том числе и такой: «Не влагали ль вы уста и перста свои ближним своим в места непотребные и куда ненадобно?» Русский народ, однако, подозрительно вяло реагировал на поповские проповеди. Как самое доступное средство выражения эмоций в нечеловеческих условиях жизни, креп и развивался матерный сленг. Причем из всего-то шести-семи неоднокоренных слов грязно-сексуального характера было насочинено такое количество вариаций, что по сей день не приснится всем языкам мира, вместе взятым. Из них слагались частушки, потешки, пословицы, поговорки. Ими пользовались и в лихих ссорах, и в шутейных разборах, и в бытовых разговорах. Что же до церковных запретов на сексуальные радости, то уже к XVIII веку бытовала поговорка: грех — когда ноги вверх, а опустил — Господь простил. Примечательна, в частности, и реакция народа на «роль груди на Руси». Церковь во все времена высмеивала и охаивала большую женскую грудь, вплоть до того, что блудниц на иконах писали с лицами страшными и грудями огромными. Люди же на подобное реагировали одинаково — старались брать в жены девок дородных, с бюстом размера седьмого-восьмого. Да и девицы применяли массу ухищрений, чтобы сделать грудь побольше. До наших дней дошел рецепт зелья, который применяли в деревнях Центральной России те, у кого грудь была менее четвертого размера. Три ложки женского молока, ложка меду, ложка растительного масла и кружка отвара мяты перечной. Грудь, сказывают, росла, как на дрожжах. Рискну предположить, что в XVI веке следует искать и истоки странных отношений между зятем и тещей. В ту пору отцы стремились выдать дочерей замуж как можно раньше, девственницами — в 12 — 13 лет. Сердобольные же мамаши, дабы обезопасить своих девочек от фатальных исходов, в первую же брачную ночь сами ложились под зятьев. И затем, продолжая бережно охранять здоровье юных дочек, года 2 — 3 делили ложе и с мужем, и с зятем. Подобные сношения-отношения до такой степени превратились в норму, что церковь пошла напопятную! Если за обычное прелюбодейство могли дать до 10 лет каторги обоим, за блуд, как правило, карали 10-15 годами ежедневных покаяний в церкви, то за прелюбодейство между зятем и тещей самым суровым наказанием было 5 лет епитимии — ежедневных покаяний в церкви (то есть человек приходил из дома в храм, вставал на колени и часа два бил поклоны, прося прощения у Господа). По мнению этнографа Николая Гальковского, «сексуального пика» наша страна достигла в XVI веке — «простой народ погряз в разврате, а вельможи изощрялись в противоестественных формах этого греха при попустительстве, а то и двойственной позиции церкви». Совокуплениями занимались не только в кабаках, но порой и на улице. Главными же борделями стали бани, общие в то время для мужчин и женщин. Свадьбы имели обыкновение отмечать два-три дня, причем уже во второй день невозможно было найти ни одного трезвого и совсем немногие гости к этому времени не имели половых связей с тремя-четырьмя представителями противоположного пола. Еще круче кутили богачи. Их свадьбы длились неделю. И тон, как правило, задавали опричники — главные виновники проникновения на Русь содомского греха (гомосексуализм). Число извращенцев росло и в монастырях. Дело дошло до того, что замечен был в скотоложстве глава русской церкви митрополит Зосима (еще в XV веке). На свадьбах же в царских семьях гуляли по две недели. И единственное, чего боялись на них — сглаза. Например, третья жена Ивана Грозного Марфа Собакина скончалась через две недели после бракосочетания. Все современники уверяли — от сглаза. Конечно, никто не измерял, сколько она к тому времени выпила, сколько съела и не было ли у нее сифилиса. Кстати, сифилис, по мнению авторитетнейшего русского историка Николая Костомарова, завезли в Россию иностранцы в начале XVI века, а уже к концу оного он стал косить россиян не хуже холеры или чумы. Начало решительной борьбе с грехопадением положила, как водится, дама. Известно, что Екатерина Великая издала указ о начале возведения первых поселений на Аляске в 1784 году. Но мало кто знает, что в том же году она запретила использование общих бань, повелев строить мыльни раздельные — для мужчин и женщин. Впрочем, с того же времени можно вести отсчет и «основанию» при банях кабинетов и апартаментов для любовных утех. Что процветает и в наши дни…
Вот такой дельфинарий собираются у нас построить на территории зоопарка. Защитники животных долго кричали о том, что дельфинам нечего делать в Сибири, но их заткнули. А мне нравится. Если дело выгорит, то в Н кроме самого большого в России зоопарка, будет единственный в своём роде сибирский дельфинарий.
Во время пыток, истязаний и расстрелов в концентрационном лагере «Яновский» (г.Львов), всегда играла музыка. Оркестр состоял из заключенных, они играли одну и ту же мелодию — «Танго смерти». Автор этого произведения остался неизвестным. В числе оркестрантов были — профессор Львовской государственной консерватории Штрикс, дирижер оперы Мунд и другие… …В Яновском концлагере под Львовом во время экзекуций оркестр из заключенных музыкантов играл «Танго смерти». А незадолго до подхода советских войск все оркестранты, прямо во время последнего исполнения этой музыки, ставшей символом ужаса, во главе с дирижером львовской оперы Мунтом и профессором львовской консерватории Штриксом также были расстреляны в духе вагнеровских мистерий и в подражание «Прощальной симфонии» Гайдна. Попытка восстановить звучание этого «Танго смерти» не увенчалась успехом — ноты не сохранились, а несколько уцелевших узников при попытке воспроизвести мелодию по памяти впадали в транс или заходились в рыданиях…
Книги не идут, совсем не идут книги. Последнее, что читал - "Белая крепость" Орхана Памука. Вроде бы хорошо написано, я даже увлёкся, но книга - ниачом. Подумал, о чём бы я хотел почитать, и понял, что проще сформулировать, о чём бы я НЕ хотел почитать. Итак, не хочу читать: - пиздострадания, в том числе у мужескаго полу; - страдания на тему - хто я ваще в этом ужасном мире; - богострадания, особенно европейские; - о наркоманах, геях, блядей разного пошиба и о том, кто виноват, что они такие; - о преступлениях, преступниках и о том, кто виноват, что они такие; - о революциях и о том, кто виноват в том, что верхи не могут, а низы не хотят; - о вампирах и прочей неоготической хуйне; - о несправедливостях в глобальном масштабе; - о заговорах массонов, евреев и прочих троглодитов мировой политики, виновных в несправедливостях мирового масштаба; - идиотизм, а если конкретно, идеи какого-нибудь Васи Пупкина об устройстве мира - фантастику, в которой от фантастики - только место действия и бластеры.
И что останется в итоге? Атлас мира и энциклопедии.
Финал шестой симфонии П.И. Чайковского. Эта симфония - реквием композитора. Примечательно, что её первое исполнение под дирижированием автора вызвало скорее недоумение публики. Лишь спустя несколько дней, когда Пётр Ильич умер, она имела огромный успех: смерть всегда притягивает внимание. Четвёртая часть - финальная - похоронная песнь, удивительно объёмна, словно в привычных образах видишь нечто совсем новое. Нельзя сказать, что это плач по уходящей жизни, в ней соединены мощь, призыв, страсть, словно композитор сожалеет о скоротечности земного времени, ведь так много ещё можно было сделать. К сожалению, качество простоплеера не позволяет передать всех оттенков.